|
Страница 2 из 8
Но сам Эбби так и остался смутьяном до старости. Он мотался по университетам, выступая перед студентами по 60 раз за год, подбивая их протестовать против всего на свете: вербовки в ЦРУ, военно-промышленного комплекса, внешней политики, загрязнения окружающей среды - в конце концов, все опять же на благо Америки. Он вновь и вновь судился по обвинению в нарушении порядка. В 87-м году после ареста зачинщиков забастовки вИногда самый веский довод
в интеллектуальном слоре -
сказать: "Fuck you!"
(ЭББИ Хоффман)
Массачусетсом университете в полицейском "воронке" дедушка Эбби предложил студентам спеть "песни свободы" - и что за облом!. Выяснилось, что все знают только одно: песенки из мюзикла "Hair". -"Какую дрянь вы поете: это же бродвейское шоу. Это же фуфло, подделка, они там все выступали в искусственных париках!". - "Эбби, ты о чем, это же просто фильм, классный фильм". "Это было грустно,-сокрушался Эбби, - надо иметь собственные песни, а у них их не было".8 А фильм-то и правда хороший. Но зеркала всегда врут - или это кажется? Ведь мы¬то знаем, что они отражают поверхностно. Эбби открещивался от собственной тени - а наглая прилипчивая тень издевалась над ним. В конце 70-х в Центральном парке Нью-Йорка, где Эбби проводил когда-то многотысячные хипповые хэппенинги, он набрел на живой шестьдесят седьмой: волосатый пипл в туниках с психоделическими разводами, с хайратниками и расписанными акварелью лицами. С восторженным воплем Эбби бросился обнимать ожившую юность, нота сбросила бутафорский парик: "Мы не хиппи, мы массовка". Милош Форман снимал фильм по мотивам "Hair"..
ОТСТУПЛЕНИЕ Чтобы всласть побунтовать, необходимо ощущение устойчивости мира. Хоффмановская книга "Нация Вудс тока" поражает сочетанием безапаберного текста с педантичным соблюдением "авторских и иных смежных прав на интеллектуальную собственность". L/итатки из Джоплин и The Who скрупулезно снабжены сносочками - "by permission...", на обложке аккуратненько указан регистра¬ционный номер Библиотеки Конгресса: 72-101415. И конечно, "all rights reserved". Может, так оно и правильно. Бунтарь не должен быть кромешным чернушником, иначе это не бунт, а распад мироздания. Круша устои, следует щадить водопровод и канализацию, иначе мятеж захлебнется в дерьме. "Железный марш" не может быть контркультурой: животным неведом протест против хан¬жеских заморочек. Восставать можно против чего-то, что ты сам носишь в себе, а ненависть к недоступному и непонятному - это уже совсем другое, звериное чувство. Мир не¬совершенен - это уже бродяжке и болтуну дедушке Гомеру было очевидно, но это не повод подпалить его с четырех концов. Сам Эбби, кстати, вдоволь наломав дровишек в моло¬дости, в последние годы жизни принялся собирать камни: занялся охраной окружающей среды, очисткой рек и озер. Кто бы мог по¬думать: тихий такой труженик, чеховский доктор А строе, "теория малых дел ".
На обложке "Нации Вудстока"стоят две цитаты, по нынешним временам азбучные, но в суматошные Шестидесятые звучавшие еще свежо и небанально. Одна из Маркузе: "То, что было когда-то искусством, становится псевдо-искусством"; Вторая - из Кон-Бендита: "Смысл революции не в смене управления, а в преображении самого человека... Революция должна рождаться из радости, а не из самопожертвования" (сам Эбби говорил: революция, требующая лишений, - это революция папиков). Эбби Хоффман в который раз за последние полтораста пет постиг суть культурного сдвига: священный трепет и преклонение перед Великими Образцами убивает Великое Искусство, а культура есть вечное святотатство и надругательство над собственным музейным благолепием, вечное кощунство и поругание: "Roll Over Beethoven!"? Не так давно (правда, еще при историческом материализме) держатели членских билетов Союза писателей, путая падежи, поносили говорком рабочей слободы пронизанную пушкинским духом книгу Прогулки с Пушкиным", а вчерашние консультанты UK КПСС по проведению идеологической пинии партии на ниве литературного труда называли подонком лотмановского ученика Амелина за смутившую заскорузлые умы статью "Жить не по Солженицыну". Один из них чванился тем, что Горбачев дал ему на экспертизу романы Солженицына, и он вынес приговор: "Можно печатать", - искренне полагая, что, говоря языком Хоффмана, верхушке Нации Свиней да¬но право решать, кого читать можно, а кого -нет. Тут все ясно. Вчерашнего бунтаря (предпочтительно отошедшего в мир иной) Система делает столпом своей незыблемости и тычет его мощами в наглые рожи новых проказников: не сметь! Совок выражал свое стремление к "культурности" так: надев бостоновый костюм, шел смотреть балет и там томился. Или покупал пианино, на котором никто в семье не умел играть. Пушкин и Чехов превращались в метки идеологической лояль¬ности, в таран для сокрушения культуры. Один из русских футуристов вспоминал, как на вечер, устроенный этими панками Серебряного века, чтобы постебаться над Львом Толстым, пришел городовой и свинтил выступавших: недавно преданный анафеме скандалист понемногу становился государственным матерым чеповечищем. Гонитепи рока времен моей юности попрекали юных похабников Чайковским и Бетховеном - но как-то не 
верилось, что их собственные пристрастия зашли дальше тогдашних одесских шансонье. Гребенщиков и Науменко уже с та пи наци¬ональными святынями: не замай! Кощунство подразумевает живые ценности, нет святынь -не над чем и святотатствовать. Умствования Курехина о грибной природе Ильича были величественны и полны священного смысла, как диониссийские мистерии. Сегодня они бы были глупы и пошлы. Кроме того, настоящее гпумпение требует знания святынь и любви к ним - так ценности спасают от обветшания. Эбби, прозванный выродком Америки, испа¬костившим Великую Американскую Мечту, на самом gene вдохнул в идеалы Американской революции новую жизнь. Самому Эбби для этого пришлось распеваться с предыдущим поколением проказников: как раз в середине шестидесятых битники становились из отщепенцев классиками. Паровоз живой куль¬туры дал истошный гудок и на всех парах понесся из Читтанунга-Чуча в Хейт-Эшбери. Титаны пятидесятых так и остались на перроне жалкой кучкой вечных Макаревичей. Культура напоминает китайскую игру "ножницы, камень, бумага": каждый из вари¬антов побеждает предыдущий и побеждается последующим. Пафос смешон в глазах грядущей эпохи скепсиса, цинизм убог и примитивен рядом с патетикой, пело тут всего лишь в том, кто за кем следует - последний всегда прав. И даже ее пи пет на десять миру захочется просто потанцевать под кайфовую музыку, наплевав на мистику, политику и вообще все на свете, юные шалопаи мудрее уходящих горло¬панов и умников - до тех пор, пока их не осмеяпи умненькие мпадшие братья и сестры. Не все, правда, так просто. Мне, как и Эбби Хоффману, по копение, называвшее друг друга "старик" и "чувак", читавшее Керуака, Корсо и Орловски казалось простодушным и наивным, непопра¬вимо старомодным. И только потом появилось ощущение, что все это уже было не раз: и сбрасывание с корабля современности, и зу¬боскальство хамоватых имажинистов над странностями утонченных акмеистов, и снисходительное высокомерие приобщившихся к— страшно сказать!— психоделическому року по отношению к странноватым старичкам типа Апексе я Козлова и Василия Аксенова, тащившимся от Коптрейна и Чарпи Паркера. Не знаю, понял ли пятидесятилетний Эбби, когда он метался по университетам, донимая Из средств массовой информации нельзя узнать правды: их роль -распространение мифов» (ЭББИ Хоффман) 
"Поколение X" своими баррикадами и пив-инами, что сам когда-то участвовал в Великой Потраве и Оскудении. Однако ему, как когда-то битникам, хватило мудрости не огрызаться, если шалуны показывали язык.
Пегче всего из ветеранов контр-культуры новое поколение поладило с Алпеном Гинсбергом: шизоидный патриарх шебутным мохнатым гномиком вечно копошипся на тусовках йиппи, но при этом держапся обособпенно и старался как-то охладить горячность Эбби и Джерри Рубина, не дать забиякам довести депо до потасовки. С другим патриархом, писателем Норманом Мейлером, у Эбби отношения быпи мудреные: почитание и поддразнивание, ревнивое уважение и стремпение подчеркнуть разницу между ним и собой. Наверное, так могпо бы относиться к А. Градскому покопение 80-х. Мейлер был достойнейшим человеком, и без него Шестидесятые быпи бы немыслимы. Но Эбби никак не хотел признать его Учителем и всегда ерничал насчет того, что герой пятидесятых-де устареп. Меж тем, помимо замечательных романов, Мейпер написал один из самых глубоких манифестов контркультуры, ключ к тайне культурного размежевания - "White Negro". Им же лучше других летописцев в книгах "Армии ночи" и "Майями и осада Чикаго" были увековечены похождения Эбби и Пжерри. Но "совести андеграунда" было уже за сорок, и проживал он в дорогом особнячке с черной прислугой. И Хоффман расставляет точки в отношениях с "пятиде¬сятниками": "Норман Мей пер, - пишет Эбби в "Нации Вудстока", - просто классный, даже лучший писатель их нации. У нации же Вудстока писателей нет и не надо - у нас есть только поэты-воители. Пусть всякие там Норманы Мейлеры рассуждают об историческом значении высадки человека на Пуне; нас волнует другое: я полагаю, что опыт Вудстока -это первая попытка Чеповека высадиться на Землю".
Уважительное неприятие вызвали у Эбби и ровесники - "Уэзермены"(см. "3абриски Rider" № 3 с Плантом на обложке). "Культурная революция, -писап Эбби, - порождает свободных и неприкаянных парий, политика же плодит властолюбивых организаторов и функционеров; я долго балансировал между леваками и хиппи, между "движением" и "общиной" - пока не родилась Нация Вудстока". На зависть Вознесенскому, Эбби так переиначил название "Студенты за демократическое общество"(SDS): LSDSDS. Иначе говоря, "...пойдем другим путем". Эбби не понимал, как можно всерьез рассчитывать, что мир радости и свободы родится не из теат¬рализованного карнавала, а из борьбы, лишений, насилия и крови: "А встретите Марка (Радда) и остальных - передайте: мы все еще его друзья, хоть все эти певаки и сидят в глубокой жопе. Они поймут - ведь в гпубине души они такие же хиппи, как и мы".и Политическую революцию Эбби считал воздушными замками, а революцию в сознании -реализмом, называя себя в отличие от "Уезерменов" "АЬЫе Earthman". Но в тяжелые для "Метеорологов" годы Эбби избегал осуждать Марка и Бернардин, загадочно отмалчиваясь на все вопросы о его отношении к "Weather Underground". И Эбби оказался прав: своими чуда¬чествами он изменил живую душу Америки куда радикальней, чем "городские партизаны", взрывавшие всего-навсего мертвые символы Системы. |
